Александр Варго - Не та дверь [сборник]

— Доча, это я, — тихо сказал он, склонившись к самому ее уху. — Я с тобой.

Стараясь действовать максимально мягко, Вася начал отводить ее ладони от головы. Поначалу дочка уперлась, и он остановился, не желая ломать ее сопротивление, но через несколько секунд Люба неожиданно поддалась.

На темечке дочки красовалась широкая улыбка, искусно выстриженная и выбритая. Пухленькие губки, белые, отменно крепкие и крупные зубы, дразнящий кончик языка между ними.

Васе не потребовалось много времени, чтобы узнать эту улыбку. Он видел ее каждый день по много раз, его Люба была смешливой девочкой.

Виктор Степанович не стал долго слушать Васю по телефону. Он уловил суть, выругался, бросил: «Едем», отключился, но тут же перезвонил и потребовал ничего не трогать.

Вася положил телефон в карман брюк и покрепче прижал к себе Любу. С той самой минуты, когда он ворвался в детскую, сын и дочка оттуда так и не выходили. Эта комната будто стала для них самым безопасным местом на свете, чего, конечно же, и близко не было. Рисунок, возникший на голове Любы, являлся более чем убедительным доказательством этого акта.

Но куда им было идти? В спальню? В комнату мамы? Детская осталась единственным местом в их квартире, где никого не убивали.

«Пока что», — тяжело проронил внутренний голос, и Вася не нашел, что ему возразить.

Еще, конечно, была кухня, но что там делать?

Это сын сказал Васе, что надо связаться со следователем. Сам он и не вспомнил о дяде полицейском. Увидел выстриженную улыбку, подхватил Любу на руки, сел с ней в огромное мягкое кресло-диван, да так и сидел, чуть покачиваясь вперед-назад, то ли дочку баюкал, то ли себя, а скорее всего обоих сразу. Женя пристроился рядом, забрался на широкий подлокотник и уселся на нем.

В детской было так тепло, уютно и тихо, что через какое-то время Васе показалось, будто ничего не случилось. Это был просто дурной сон, не более того. Вся последняя неделя — одно долгое тошнотворное забытье. На самом деле на дворе пятница, второе ноября. Он пришел с работы. Мама и жена ходят по магазинам. Они специально ему позвонили и попросили прийти пораньше, чтобы дети дома надолго одни не оставались, а то беспокоиться будут.

Еще немного, и он непременно вспомнил бы и звонок Аллы, и все то, о чем они говорили, слово в слово, со всеми интонациями. Но тут справа зашевелился Женя, до того сидевший неподвижно.

Он схватился рукой за Васино плечо и сказал:

«Папа, позвони дяде полицейскому».

После разговора с Виктором Степановичем Вася посидел еще несколько минут в кресле, ссадил Любу с колен и встал. Надо было кое-что сделать, притом непременно сейчас, до прихода следователя. Какой-то части его «я» это намерение казалось донельзя странным, неуместным, даже неправильным. Но ее голос был слишком тих, на него можно было не обращать внимания.

«На память, — сказал себе Вася. — Чтобы…»

Его разум старательно пытался найти приемлемое объяснение поступку, наконец-то признал свое бессилие и выдал:

«Чтобы всегда помнить».

Вася этим вполне удовлетворился.

Виктор Степанович стоял перед уже знакомой ему дверью и медлил. Судмедэксперт при нем оказался тем же самым, по имени Дима, и следователь чрезвычайно радовался этому обстоятельству. А вот криминалист и опер на сей раз были другими. Они молча стояли за его спиной.

Только накануне он разговаривал с Горынычем. Так они за глаза звали начальника, Илью Георгиевича. Тот ясно дал понять, мол, хватит воду в ступе толочь, результат давай! Вот он, получите, да только не тот, который нужен.

Виктор Степанович уже знал, что увидит внутри. Новый труп. Жена этого Василия Андреевича. Эх, красивая была баба, даже без волос и ушей, а уж с ними и подавно.

Опять надпись. Интересно, где и какая? Ему почему-то представилось, что на грудях, а точнее, вокруг того места, где они были.

Все та же холодная до одури кожа трупа.

И ни малейшего намека на то, кто бы мог все это натворить.

Хотя…

Нет, от мужика, который позвонил ему, Виктор Степанович не надеялся узнать что-нибудь путное. С ним еще в прошлый раз — в ресторане — все стало ясно. Этот тормоз был бесполезен, даром что оба раза оказался на месте преступления первым.

«Да и сейчас снова, — сказал следователь сам себе. — Такие фрукты смотрят и ни черта не видят. Но, может, дети смогут рассказать что-нибудь интересное. Они всегда замечают больше взрослых. А этим все карты в руки. Они находились в квартире от начала и до самого конца».

Следователь вдавил кнопку звонка, подержал немного и отпустил.

Дверь распахнулась. На пороге стоял муж.

«Вдовец», — поправил себя следователь.

— Проходите, — сказал Вася. — Алла… она в спальне. По коридору и налево.

Виктор Степанович внимательно посмотрел на него, кивнул, поманил за собой Диму и пошел в спальню. Опер Андрей отправился вслед за ними, тогда как криминалист остался на пороге и занялся дверным замком.

— Мать твою! — вырвалось у Димы, когда они приступили к осмотру тела. — Да чем же это он ее, а?

Маньяк вскрыл черепную коробку так, словно она была яйцом из киндер-сюрприза. Он разрезал кость чем-то невероятно тонким и острым. Дима приложил верхнюю часть черепа к нижней, и они совпали идеально.

Мужчины переглянулись. Они прекрасно понимали друг друга без слов. Ладно глаза и уши. В конце концов, если долго мучиться, то, наверное, можно было заточить лезвие так, что оно стало резать плоть как масло. Но кость? Здесь маньяк рассек череп, у бабки — ребра.

Тот же самый холод снова был на месте.

Дима снова снял крышку черепной коробки.

— Как в кабинете биологии, — буркнул Виктор Степанович, заглядывая ему через плечо. — Хоть сейчас учеников зови.

Маньяк не только забрал мозг с собой. Он не оставил внутри черепной коробки ни следа плоти. При свете люстры кость казалась желтоватой, старой. Виктор Степанович отвел взгляд. В сочетании с нетронутым лицом это производило сильное впечатление даже на него.

— Закрой, пожалуйста, — сдавленным голосом попросил он. — Там, у себя, еще насмотришься.

Дима с готовностью выполнил просьбу.

Следователь вздрогнул от легкого стука, с которым крышка черепной коробки встала на место, и снова посмотрел на жертву.

— «Она не думала», — вслух прочитал Дима.

Буквы были такими же тонкими, как и линия разреза.

— Видать, одним инструментом работал, — сказал судмедэксперт, имея в виду вскрытие черепной коробки и надпись. — Только здесь он его накалил.

Виктор Степанович кивнул и подумал:

«Все так же, как и в прошлые разы. Такой характерный, яркий почерк, столь сложное преступление. По-прежнему никаких следов и свидетелей. Нонсенс, небывальщина, чертовщина какая-то!»

Когда новая жертва после первого нападения осталась жива, у него появилась было надежда на зацепку, но вскоре угасла. Ничего толкового узнать не удалось.

— Ладно, — сказал он, вставая на ноги. — Ты пока тут повозись, а я с ними пойду поговорю.

Виктор Степанович вышел из спальни, остановился, прислушался и толкнул дверь напротив. Вся семья оказалась там. Вдовец сидел на кровати, дети примостились у него на коленях, обняли за шею. Никто не плакал.

Следователь взял раскладной детский стульчик, стоявший возле такого же столика, и осторожно опустился на него. Почти такая же мебель стояла и в комнате у его Макса. Он по собственному опыту знал, что стул выдержит, если, конечно, не скакать на нем по комнате.

— Привет, — без улыбки сказал он детям. — Вашу маму убил нехороший человек. — Мальчик и девочка вздрогнули, но не заплакали, только крепче прижались к отцу. — Я хочу его поймать, чтобы наказать. Тут мне нужна ваша помощь. Вы же здесь были оба?

Девочка кивнула, мальчик просто продолжал смотреть на Виктора Степановича. Каждый раз, когда следователь встречался взглядом с малышом, у него появлялось ощущение, будто тот что-то знает.

— Вот и… — Он чуть было не сказал «хорошо», но вовремя осекся. — Ладно. Расскажите, что вы тут делали, пока папа с работы не пришел.

Слушать пришлось не так уж и долго. Говорила в основном старшая девочка, которую звали Любой. С ее слов Виктор Степанович понял, что до обеда все шло как обычно. Они вместе позавтракали, затем Люба села делать уроки, которые без нее проходили в школе, а Женя потихоньку играл со своими фигурками.

— Он молодец, сегодня старался мне не мешать, — гордо сказала девочка.

Еще они попросились погулять, но мама сказала, мол, нет, сегодня с вами не пойду. Она была очень печальной. Мама вообще грустила в последние дни, но сегодня совсем сильно. После обеда сказала, что пойдет отдохнет. Попросила сидеть тихо и не мешать, а если захотят посмотреть мультики, то можно, но чтоб громко не делали.